Несколько цитат:
"...посмотреть с ребенком в обнимку классный фильм или задать ему вопрос «О чем ты мечтаешь?», чтобы потом час слушать ответ – это непозволительная роскошь, когда полный завал на кухне, счета за свет не оплачены и опять надо ехать в супермаркет за продуктами. И такой «невыслушанный» ребенок в будущем создаст семью, куда перекочуют по наследству все его обиды и страхи. Я знаю пары, где у женщин по «непонятным» причинам замирали одна за другой беременности, а потом оказывалось, что их мужья, будучи травмированы в детстве, панически боятся ответственности родительства. Одного мама в младенчестве бросила, другого жестоко бил отец."
"Наши дети, это я с уверенностью могу сказать, плод нашей любви, а не визитная карточка, не побочный эффект супружества, не своеобразный пропуск в рай. Мы о них мечтали."
"Грех найден, жизнь обретает смысл. Этот вопрос живёт в юноше и ищет свой ответ. И находит — в той загадочной стихии, которая пробуждается в теле подростка, которой он не знал ребенком, и которую он не может самостоятельно ни понять, ни обуздать, ни использовать.
И когда мальчик находит в себе грех, и опознаёт его в пробуждающемся сексуальном начале, то он оказывается заперт в ловушку: избыть в себе до конца пол практически невозможно, особенно, если ты молод и хотя бы относительно здоров. И избежать как минимум эпизодических «грехопадений», хоть наяву, хоть во сне, для нормального мальчишки также нереально. Особенно если мальчик серьёзно относится к словам Евангелия — «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» и виноватит себя за мысли и желания точно также, как за дела.
Все эти советы про «заниматься спортом», «не есть слишком много мясного» и «не смотреть откровенных изображений» – глупое лицемерие стариков, забывших, как они были молодыми. Ибо физическая нагрузка в шестнадцать лет не ослабляет, а усиливает сексуальное желание, а откровенные изображение сейчас находятся просто везде, и чтобы их избежать, мальчику надо для начала перестать выходить из дому.
А потому мальчик наедине с собой и молитвословом вынужден жить в постоянной вине – только вина это теперь опредмечивается во всем, что связано с сексуальностью. Как в страшилках о средневековье, всякое проявление сексуального влечения представляется нечистым, каждое движение души – грязным, а любые чувства к противоположному полу – греховными.
Так появляются православные дяденьки, чей фокус интересов лежит исключительно в области человеческого низа. Бездетные и одинокие, демонстративно протестующие против гей-парадов и уроков секспросвета, републикующие телегонический бред, ищущие на православных сайтах знакомств с нецелованными девственницами и ведущие дискуссии о праве женщины заходить в храм в «критические дни». Так выглядят вчерашние мальчики, которым никто вовремя не объяснил, что чистота не тождественна вечной вине, а покаяние не есть унылое самокозление по занудному списку в конце вечернего правила.
И дальше всё ещё грустнее. Если мальчик не замкнулся в себе, а продолжает бороться, если он смог как-то пройти самый бурный период созревания и свыкнуться с собой таким, вечно виноватым и нечистым – а человек может привыкнуть к такому, заплатив низкой самооценкой, отключением чувств и так далее – ему всё же приходится как-то строить отношения с людьми. В том числе – со страшными своей инаковостью девочками. Он может даже жениться – неразумно, гонимый страхом, ориентируясь на знаки, советы, совпадения и что попало, кроме любви – но и в браке начинает переживать те же чувства, скрупулезно высчитывая дни, разрешенные для супружеской близости.
Человек, наполненный виной и постоянным выискиванием еще одной причины для переживания собственного недостоинства, в принципе мало способен на здравые отношения с другими людьми. Ибо сконцентрирован исключительно на самом себе. Его состояние противоположно нормальному христианскому смирению – смиренный человек думает о ближнем, о Боге, о мире, о чем угодно, и лишь потом вспоминает о собственной персоне. Человек же несмиренный живет в состоянии постоянного самоизмерения и сравнения – и абсолютно неважно, переживает он при этом радость превозношения или горечь уничижения. Как было давно сказано, нет смысла думать о себе лучше или хуже, есть смысл думать о себе реже. А мальчик, который слишком долго читал молитвослов, не может думать ни о чем, кроме самого себя и своих бесконечных грехов, ежеминутно выискивая свои вины, отлавливая их, уточняя, чувствует ли он уже себя хуже всякой твари или еще нет.
У него даже могут быть дети – но лишенный подлинных чувств мальчик не сможет с ними наладить отношений и останется им навсегда чуждой и отстраненной отцовской фигурой. Чувственно холодным, выполняющим отцовские обязанности, который ничего не может дать, ибо сам себя не знает и сам себя боится."
Отдельного внимания заслуживают комментарии ко второй статье. Очень грустно, что молодые люди двадцати лет физически изводили себя, наказывая за некую "вину" и не позволяя себе жить так же естественно, как и дышать.
